АВРААМ ШЛЕНСКИЙ



Перевод А. Гинзаи


Козленок вернулся

Вечер смыл дневную пыль
и спать завалился, бездельник.
Кто там? Сказка то или быль?
Козленок
из колыбельной!

Я сразу поверил. Отвесил поклон,
как месяц - озерным теням.
Таким человечным вернулся он -
взрослым,
усталым,
полным прощенья.

Привет! По глазам узнал я тебя,
по козьему их мерцанью,
по скотьему гимну "ме-е" и "бя-я",
вечному, как мирозданье.

А я?
Погоди, не спеши с приговором.
Может, хитрым кажусь я тебе?
Мальчуган, изучавший Тору,
еще тянет (как ты!) "а" да "бе"...

Белоснежно руно твое, козлик, как встарь,
хоть изрядно его потрепали:
год Тарцах, что пятнает стенной календарь, -
будто слово "убий!" на скрижали.

Тридцать восемь ступеней, объятых огнем,
я по жизни прошел с того дня,
когда за изюмом и миндалем
ускакал ты, покинув меня.

Козленок ушел,
и ребенок ушел...
А ступенек было так много,
и ряд их в далекое небо вел
от мальчика с козликом - к Богу.

И камни из стен без грусти глядели,
не плакали, как теперь.
Теперь же...
под каждою колыбелью
прячется хищный зверь.

Склоняется мать над детской кроваткой,
и просит песню сыночек...
Не в силах она ни петь, ни плакать.
Лишь волк завывает к ночи.

Но мне ты даришь и смех, и слезу.
Во мне и отец, и сын.
Как Красная шапочка, в волчьем лесу
с лукошком брожу один.

Но вот однажды - было темно
на дорогах сказочных далей -
как рубашку Иосифа, мне руно
окровавленное
показали.

Мир праху козленка!
Но мучил меня
запах крови, что шел от руна.
Я думал:
Как петь без козлят, без ягнят?
Будет ли песня чиста и ясна?

Искал я тебя, о косматый брат мой,
плакал и пел, и слагал стихи.
Я знал: далеко от молитв и проклятий
несешь ты в пустыню людские грехи.

Уж нет в сердцах былой чистоты,
и нет зеленых лужаек.
Мы - жертва за грех: и я, и ты
на чужих грехах возмужали.

Козел отпущенья.
Закланья телец.
И сын - жертвоприношенье.
Домой я вернулся, как ты, наконец:
Взрослым,
усталым,
полным прощенья.


К содержанию


© Netzah.org